"Уходя, гасите всех!" (с)
Предупреждение: те, кто меня читал, знает, какие цветы я выращиваю.
**
А дождь уже не моросил - падал вполне заметными каплями, в ямках на асфальте скопилась вода. Автобус катился с мрачным упорством, отяжелевший от набившихся в салон пассажиров. Буро-желтые деревья поглядывали ему вслед, еще живые, обсыпанные листвой, но уже равнодушные.
читать дальшеНевысокая стена городского кладбища, рыжевато-розовая - какому остолопу в голову пришло взять такие веселенькие кирпичи для кладки? Башенки у входа, с островерхими крышами, обитыми железом - издалека смотрятся воротами в маленький замок.
Остановка - плоская крыша, чугунные столбики, низкая грязная лавка.
Две фигурки.
То ли мать и дочь, то ли сестры - младшей не больше семи, беленькая, вроде зайчика, что рисуют на новогодних открытках; старшая потемнее, хрупкая и очень юная - школьница с виду; только одежда все-таки взрослая.
Сколько Арсений ни ездил этим маршрутом, они всегда были здесь. Утром, в пятнадцать минут восьмого, в любую погоду, на пустой остановке. Ждали кого-то?
Другого автобуса, или того, кто должен проехать здесь на машине?
Вероятно.
Хоть не слишком походили на ожидающих - то сидели в обнимку, говоря о чем-то своем и на дорогу не глядя, то девочка принималась играть - бегала вокруг павильончика, собирала какие-то камешки, и старшая смотрела на нее, не обращая внимания на проезжающие машины.
Он видел их в течение полугода - у остановки автобус немного снижал скорость, и времени рассмотреть хватало. По-разному одетые, но всегда вдвоем и равнодушные к остальному миру.
Один раз Арсений не выдержал.
- Сколько ни езжу, они всегда здесь, - обронил вопросительно, обернувшись к соседке, грустной женщине средних лет. Она посмотрела в окно, пожала плечами и промолчала. Ей не было дела.
Да и ему самому, если посудить - было ли?
Больше он ни с кем из попутчиков не заговаривал.
Только каждое утро поглядывал в окно, проезжая мимо таблички "Кладбище". Не всегда получалось оказаться возле окна - в салоне собиралось много людей. Но, даже стоя на другой стороне, по-привычке оглядывался.
Утром был сильный туман. Он обнимал город - навязчиво, и убаюкивал, убеждал, что ночь еще не закончилась, что не надо вставать и куда-то спешить. Автобус не ехал - тащился сквозь разбавленое молоко. Арсений почти забыл про остановку, задремав - но автобус дернулся, и он вскинул глаза, словно кто-то подтолкнул в спину.
Хлипкое с виду сооружение - столбики, плоская крыша - вырастали из тумана и казались его продолжением, только темным. И две фигурки. Они стояли, обнявшись, лицом к дороге. Куда смотрели, понять было нельзя. Два красных пальто среди серой взвеси, одно целое с туманом, остановкой и кладбищенской изгородью.
Нехорошо стало. Почудилось - два призрака вышли из-за ограды и смотрят на отнятый у них мир. И вместо глаз - пустота...
Я, кажется, обзавелся навязчивой идеей, - думал он по дороге домой. Хватит. Не хватало еще рукотворной мании...
Несколько следующих дней Арсений боролся с собой - голова норовила повернуться к оконному стеклу еще за километр до остановки, краем глаза он видел стену, и голосок жужжал в голове - подумаешь, посмотреть... разве нельзя? Ну, хоть один раз!
Обойдешься, отрезал Арсений, и внутренний голос обижался, начинал жужжать все слабее, и замолкал окончательно за поворотом.
Очередная рабочая неделя подошла к концу - и он возвращался домой, голодный, уставший, довольный. В планах была приятная посиделка с парой друзей и просмотр нового фильма. Он уже слышал голоса - друг потребует ужина, а верная супруга его поругается в шутку - мол, вам бы родиться при домострое...
Будто иголочками кольнуло со всех сторон - настолько поверил, что видел там, у кладбища, призраков. И вот он, призрак, перед самым носом. Не усомнился - она. Потом заметил на полу у ног девушки две огромные сумки. Автобус замедлил ход - та склонилась над ними, явно собираясь выходить.
- Позвольте, я помогу, - Арсений, махнув рукой на собственные планы, шагнул к девушке. Она вскинула глаза - и улыбнулась, кивнула. Хорошая у нее оказалась улыбка. Крупноватый рот, живые темные глаза - возле них едва заметная сеточка морщинок. Да, не совсем уж молоденькая - лет двадцать семь. А издалека - семнадцать.
Он подхватил огромные сумки, подивившись - как она их тащила, бедная! - и направился к выходу.
Больше никаких мыслей о призраках не возникала.
- Не беспокойтесь, я донесу. Только покажите дорогу.
Молодая женщина шла рядом с ним, рассеянно поглядывая по сторонам, иногда наступала прямо в неглубокую лужу. От спутницы пахло лимоном и морской солью, и пальто ее драповое казалось тяжелым и немного колючим.
- Вот и пришли, - будто очнувшись, она остановилась возле подъезда, мимо которого едва не прошли. - Спасибо.
- Да не за что! Только позвольте, я все-таки доставлю сумки хотя бы на лестничную площадку.
Спутница молча кивнула, глядя на него задумчиво и словно издалека.
- Меня зовут Арсений, - представился, словно имя как-то могло сблизить их. Она опустила голову, насторожилась, непонятно к чему прислушиваясь, и обронила едва различимое:
- Меня зовут Вероника.
Квартира у нее оказалась вполне представительной, но неухоженной.
- Чаю? - столь же тихо спросила хозяйка, и гость смутился, понимая, что надо отказываться - и не смог отказаться.
Чай она заваривать не умела - напиток получился жидкий, бледно-соломенный. Или же это был особенный сорт?
Чашки хозяйка принесла в зал, аккуратно расположила на кружевной салфетке, прибавив к ним сахарницу и тарелку с печеньем в качестве натюрморта.
Смеялась, нервозно, и это не был страх перед гостем или намек на его неуместность.
На книжной полке стояла большая фотография девочки. Арсений сразу узнал ее, хоть ни разу не видел близко. Тут она улыбалась, показывая щербинку между зубами, бант съехал с белых завитков и висел, будто собрался улететь и заснул.
- Милая девочка, - сказал Арсений, и спиной почувствовал, как напряглась, потемнела новая знакомая. Шагнула к нему:
- А это... Аля.
- Сестра?
- Моя дочь.
Вероника ничего о себе не рассказывала. На работу вроде бы не ходила. Кажется, занималась фрилансом - комната была завалена бумагами и папками с названиями организаций. Близко к себе не подпускала, душу не открывала, но и прервать знакомство желания не изъявляла. Пусть звонит и заходит, если угодно...
Такое отношение было не слишком приятно, однако хрупкость, потусторонний взгляд и загадка притягивали.
Каждый раз Арсений порывался спросить о девочке, о том, почему каждое утро Вероника оказывается так далеко от дома - и не решался. Русалочья бездна была в глазах ее.
Сколько прошло дней с их знакомства, он бы не смог посчитать. Вокруг маленькой женщины с лицом старшеклассницы колыхалась бездна, и сама она стояла на крохотном пятачке посреди. Неосторожный взмах руки, не то что шаг - и бездна проглотит.
Уже почти облетели с деревьев листья, лужи порой затягивал ледок. Но Вероника холода не боялась. Вышла на балкон в одной маечке, подростковой, с ушастым мышонком. Опиралась на перила, покачивала босой ногой, словно собиралась оттолкнуться и взлететь. И...
- Ты веришь в чудо?
- Ну... что есть чудо? - осторожно спросил Арсений, и все насторожилось в нем, будто у кота перед мышиной норой.
- Просто...
- Отклонение от естественных законов природы?
- Пожалуй, - она закурила, и на миг прикрыла туманно-карие глаза. Улыбнулась кому-то далекому, стоящему перед внутренним взором. - Ты веришь, что кто-то мог мне вернуть мою дочь?
Стало ясно, кому она улыбалась.
- ...Три года назад ее сбила машина, - пепел слетал с кончика сигареты и пытался добраться до земли, но воздух съедал его раньше.
- Врезалась в остановку. И вот я с тех пор... каждое утро. У нас всего полчаса. Она ни о чем не догадывается.
- Но... как же... - Арсений понял, что начнет нести совсем несуразное, и замолк. Каждое утро. К семи утра. Как на работу, выходит...
Вероника бросила на него косой взгляд, отправила вниз сигарету.
- Именно так. Только представь, что будет, если однажды я не приеду! Представь, что ты ребенок, который ждет маму, а мамы нет... - ее голос на последних словах прозвучал совсем глухо.
- Ну, ты же...
- Если бы в тот день я оставила ее одну... она была бы со мной.
- Послушай, несчастный случай... нельзя обвинять себя ежесекундно.
- Что ты знаешь! Я порой думаю - если я не приеду, хоть день, она не придет больше. Обидится... Или просто не сможет.
- Ну... это вряд ли, - он почувствовал себя дураком.
- А мне говорят - ложиться в больницу, - Вероника улыбнулась невесело-ослепительно, будто печальная молния ударила в резиновый коврик - бессмысленно.
Стало ясно, что прозрачная хрупкость ее - болезнь, а не просто русалочье очарование.
Она сумасшедшая, думал Арсений, возвращаясь домой. Нет, все проще простого - ее лишили родительских прав, и теперь... Позвольте, кто отпустит ребенка торчать у дороги? Каждый день, в любую погоду.
"Сходи и проверь", - сказала она на прощание, все так же нервозно-весело. "Ты ее видел".
И захлопнула дверь, поспешно, будто спасаясь от страшной угрозы.
Сходи и проверь.
Нет уж.
Пусть останется маленькая сумасшедшая. Пусть останутся двое призраков среди тумана... двое живых.
Командировка свалилась, как говорят, словно снег на голову - как раз в день первого снега. На три недели пришлось позабыть о собственном доме - от нечего делать Арсений даже привык к гостинице, в которой его поселили. Поначалу, проезжая по улицам чужого городка, невольно оглядывался, стоило заметить похожую кирпичную стену, или две фигурки, ждущие транспорта. Потом позабыл.
Вспомнил, вернувшись на родину - Вероника собиралась в больницу... И даже не узнал, с чем. Может быть, просто обследование, а может... Мелькнула запоздалая мысль - а вдруг, если что, нужно было ее подменить, уж неделю-то сумел бы выцарапать на работе. А смысл? Это же не просто ребенок ждет маму, это... чудо, если угодно. И одно дело сопричастность тайне, другое - стать на чужое место.
А если она умрет? Девочка будет ждать, или же...
Господи, какой бред!
Телефон Вероники не отвечал.
Потом были выходные и праздники - Арсений собирался съездить и посмотреть, но так хотелось отоспаться, вечером с ночевкой свалились родственники... Какая разница, месяц прошел - теперь три дня значения не имеют, сказал он себе.
Телефон молчал. В последний выходной Арсений-таки выбрался к ней - окна не горели.
На другое утро он прошел пару лишних остановок пешком, до конечной, лишь бы занять место у окна. Автобус плелся, испытывая отвращение к снегу - хотел обратно в теплый гараж.
А потом и вовсе остановился - на дороге столкнулись две легковушки, и водители стояли, глядя один на другого, будто боксеры на ринге, а патрульная служба определяла виновника. Пять минут, десять... наконец автобус тронулся.
Прошло много времени, куда больше, чем обычно. Потом появилась стена, и тянулась до бесконечности. Наконец невысокий кирпичный ряд закончился островерхой воротной башенкой.
Половина восьмого.
Остановка была засыпана снегом. Белые бугорки возвышались над урной, над крышей, над кирпичной стеной. Женщина в расстегнутой дубленке лепила что-то из снега, а тот рассыпался в руках. Шапки на ней не было, и темные волосы тоже были обсыпаны снегом. Девочка в белой меховой шубке, в капюшоне пыталась его стряхнуть и смеялась. Они никуда не торопились.
Автобус набрал скорость - Арсений облегченно вздохнул, отодвинулся от окна.
Все в порядке.
**
А дождь уже не моросил - падал вполне заметными каплями, в ямках на асфальте скопилась вода. Автобус катился с мрачным упорством, отяжелевший от набившихся в салон пассажиров. Буро-желтые деревья поглядывали ему вслед, еще живые, обсыпанные листвой, но уже равнодушные.
читать дальшеНевысокая стена городского кладбища, рыжевато-розовая - какому остолопу в голову пришло взять такие веселенькие кирпичи для кладки? Башенки у входа, с островерхими крышами, обитыми железом - издалека смотрятся воротами в маленький замок.
Остановка - плоская крыша, чугунные столбики, низкая грязная лавка.
Две фигурки.
То ли мать и дочь, то ли сестры - младшей не больше семи, беленькая, вроде зайчика, что рисуют на новогодних открытках; старшая потемнее, хрупкая и очень юная - школьница с виду; только одежда все-таки взрослая.
Сколько Арсений ни ездил этим маршрутом, они всегда были здесь. Утром, в пятнадцать минут восьмого, в любую погоду, на пустой остановке. Ждали кого-то?
Другого автобуса, или того, кто должен проехать здесь на машине?
Вероятно.
Хоть не слишком походили на ожидающих - то сидели в обнимку, говоря о чем-то своем и на дорогу не глядя, то девочка принималась играть - бегала вокруг павильончика, собирала какие-то камешки, и старшая смотрела на нее, не обращая внимания на проезжающие машины.
Он видел их в течение полугода - у остановки автобус немного снижал скорость, и времени рассмотреть хватало. По-разному одетые, но всегда вдвоем и равнодушные к остальному миру.
Один раз Арсений не выдержал.
- Сколько ни езжу, они всегда здесь, - обронил вопросительно, обернувшись к соседке, грустной женщине средних лет. Она посмотрела в окно, пожала плечами и промолчала. Ей не было дела.
Да и ему самому, если посудить - было ли?
Больше он ни с кем из попутчиков не заговаривал.
Только каждое утро поглядывал в окно, проезжая мимо таблички "Кладбище". Не всегда получалось оказаться возле окна - в салоне собиралось много людей. Но, даже стоя на другой стороне, по-привычке оглядывался.
Утром был сильный туман. Он обнимал город - навязчиво, и убаюкивал, убеждал, что ночь еще не закончилась, что не надо вставать и куда-то спешить. Автобус не ехал - тащился сквозь разбавленое молоко. Арсений почти забыл про остановку, задремав - но автобус дернулся, и он вскинул глаза, словно кто-то подтолкнул в спину.
Хлипкое с виду сооружение - столбики, плоская крыша - вырастали из тумана и казались его продолжением, только темным. И две фигурки. Они стояли, обнявшись, лицом к дороге. Куда смотрели, понять было нельзя. Два красных пальто среди серой взвеси, одно целое с туманом, остановкой и кладбищенской изгородью.
Нехорошо стало. Почудилось - два призрака вышли из-за ограды и смотрят на отнятый у них мир. И вместо глаз - пустота...
Я, кажется, обзавелся навязчивой идеей, - думал он по дороге домой. Хватит. Не хватало еще рукотворной мании...
Несколько следующих дней Арсений боролся с собой - голова норовила повернуться к оконному стеклу еще за километр до остановки, краем глаза он видел стену, и голосок жужжал в голове - подумаешь, посмотреть... разве нельзя? Ну, хоть один раз!
Обойдешься, отрезал Арсений, и внутренний голос обижался, начинал жужжать все слабее, и замолкал окончательно за поворотом.
Очередная рабочая неделя подошла к концу - и он возвращался домой, голодный, уставший, довольный. В планах была приятная посиделка с парой друзей и просмотр нового фильма. Он уже слышал голоса - друг потребует ужина, а верная супруга его поругается в шутку - мол, вам бы родиться при домострое...
Будто иголочками кольнуло со всех сторон - настолько поверил, что видел там, у кладбища, призраков. И вот он, призрак, перед самым носом. Не усомнился - она. Потом заметил на полу у ног девушки две огромные сумки. Автобус замедлил ход - та склонилась над ними, явно собираясь выходить.
- Позвольте, я помогу, - Арсений, махнув рукой на собственные планы, шагнул к девушке. Она вскинула глаза - и улыбнулась, кивнула. Хорошая у нее оказалась улыбка. Крупноватый рот, живые темные глаза - возле них едва заметная сеточка морщинок. Да, не совсем уж молоденькая - лет двадцать семь. А издалека - семнадцать.
Он подхватил огромные сумки, подивившись - как она их тащила, бедная! - и направился к выходу.
Больше никаких мыслей о призраках не возникала.
- Не беспокойтесь, я донесу. Только покажите дорогу.
Молодая женщина шла рядом с ним, рассеянно поглядывая по сторонам, иногда наступала прямо в неглубокую лужу. От спутницы пахло лимоном и морской солью, и пальто ее драповое казалось тяжелым и немного колючим.
- Вот и пришли, - будто очнувшись, она остановилась возле подъезда, мимо которого едва не прошли. - Спасибо.
- Да не за что! Только позвольте, я все-таки доставлю сумки хотя бы на лестничную площадку.
Спутница молча кивнула, глядя на него задумчиво и словно издалека.
- Меня зовут Арсений, - представился, словно имя как-то могло сблизить их. Она опустила голову, насторожилась, непонятно к чему прислушиваясь, и обронила едва различимое:
- Меня зовут Вероника.
Квартира у нее оказалась вполне представительной, но неухоженной.
- Чаю? - столь же тихо спросила хозяйка, и гость смутился, понимая, что надо отказываться - и не смог отказаться.
Чай она заваривать не умела - напиток получился жидкий, бледно-соломенный. Или же это был особенный сорт?
Чашки хозяйка принесла в зал, аккуратно расположила на кружевной салфетке, прибавив к ним сахарницу и тарелку с печеньем в качестве натюрморта.
Смеялась, нервозно, и это не был страх перед гостем или намек на его неуместность.
На книжной полке стояла большая фотография девочки. Арсений сразу узнал ее, хоть ни разу не видел близко. Тут она улыбалась, показывая щербинку между зубами, бант съехал с белых завитков и висел, будто собрался улететь и заснул.
- Милая девочка, - сказал Арсений, и спиной почувствовал, как напряглась, потемнела новая знакомая. Шагнула к нему:
- А это... Аля.
- Сестра?
- Моя дочь.
Вероника ничего о себе не рассказывала. На работу вроде бы не ходила. Кажется, занималась фрилансом - комната была завалена бумагами и папками с названиями организаций. Близко к себе не подпускала, душу не открывала, но и прервать знакомство желания не изъявляла. Пусть звонит и заходит, если угодно...
Такое отношение было не слишком приятно, однако хрупкость, потусторонний взгляд и загадка притягивали.
Каждый раз Арсений порывался спросить о девочке, о том, почему каждое утро Вероника оказывается так далеко от дома - и не решался. Русалочья бездна была в глазах ее.
Сколько прошло дней с их знакомства, он бы не смог посчитать. Вокруг маленькой женщины с лицом старшеклассницы колыхалась бездна, и сама она стояла на крохотном пятачке посреди. Неосторожный взмах руки, не то что шаг - и бездна проглотит.
Уже почти облетели с деревьев листья, лужи порой затягивал ледок. Но Вероника холода не боялась. Вышла на балкон в одной маечке, подростковой, с ушастым мышонком. Опиралась на перила, покачивала босой ногой, словно собиралась оттолкнуться и взлететь. И...
- Ты веришь в чудо?
- Ну... что есть чудо? - осторожно спросил Арсений, и все насторожилось в нем, будто у кота перед мышиной норой.
- Просто...
- Отклонение от естественных законов природы?
- Пожалуй, - она закурила, и на миг прикрыла туманно-карие глаза. Улыбнулась кому-то далекому, стоящему перед внутренним взором. - Ты веришь, что кто-то мог мне вернуть мою дочь?
Стало ясно, кому она улыбалась.
- ...Три года назад ее сбила машина, - пепел слетал с кончика сигареты и пытался добраться до земли, но воздух съедал его раньше.
- Врезалась в остановку. И вот я с тех пор... каждое утро. У нас всего полчаса. Она ни о чем не догадывается.
- Но... как же... - Арсений понял, что начнет нести совсем несуразное, и замолк. Каждое утро. К семи утра. Как на работу, выходит...
Вероника бросила на него косой взгляд, отправила вниз сигарету.
- Именно так. Только представь, что будет, если однажды я не приеду! Представь, что ты ребенок, который ждет маму, а мамы нет... - ее голос на последних словах прозвучал совсем глухо.
- Ну, ты же...
- Если бы в тот день я оставила ее одну... она была бы со мной.
- Послушай, несчастный случай... нельзя обвинять себя ежесекундно.
- Что ты знаешь! Я порой думаю - если я не приеду, хоть день, она не придет больше. Обидится... Или просто не сможет.
- Ну... это вряд ли, - он почувствовал себя дураком.
- А мне говорят - ложиться в больницу, - Вероника улыбнулась невесело-ослепительно, будто печальная молния ударила в резиновый коврик - бессмысленно.
Стало ясно, что прозрачная хрупкость ее - болезнь, а не просто русалочье очарование.
Она сумасшедшая, думал Арсений, возвращаясь домой. Нет, все проще простого - ее лишили родительских прав, и теперь... Позвольте, кто отпустит ребенка торчать у дороги? Каждый день, в любую погоду.
"Сходи и проверь", - сказала она на прощание, все так же нервозно-весело. "Ты ее видел".
И захлопнула дверь, поспешно, будто спасаясь от страшной угрозы.
Сходи и проверь.
Нет уж.
Пусть останется маленькая сумасшедшая. Пусть останутся двое призраков среди тумана... двое живых.
Командировка свалилась, как говорят, словно снег на голову - как раз в день первого снега. На три недели пришлось позабыть о собственном доме - от нечего делать Арсений даже привык к гостинице, в которой его поселили. Поначалу, проезжая по улицам чужого городка, невольно оглядывался, стоило заметить похожую кирпичную стену, или две фигурки, ждущие транспорта. Потом позабыл.
Вспомнил, вернувшись на родину - Вероника собиралась в больницу... И даже не узнал, с чем. Может быть, просто обследование, а может... Мелькнула запоздалая мысль - а вдруг, если что, нужно было ее подменить, уж неделю-то сумел бы выцарапать на работе. А смысл? Это же не просто ребенок ждет маму, это... чудо, если угодно. И одно дело сопричастность тайне, другое - стать на чужое место.
А если она умрет? Девочка будет ждать, или же...
Господи, какой бред!
Телефон Вероники не отвечал.
Потом были выходные и праздники - Арсений собирался съездить и посмотреть, но так хотелось отоспаться, вечером с ночевкой свалились родственники... Какая разница, месяц прошел - теперь три дня значения не имеют, сказал он себе.
Телефон молчал. В последний выходной Арсений-таки выбрался к ней - окна не горели.
На другое утро он прошел пару лишних остановок пешком, до конечной, лишь бы занять место у окна. Автобус плелся, испытывая отвращение к снегу - хотел обратно в теплый гараж.
А потом и вовсе остановился - на дороге столкнулись две легковушки, и водители стояли, глядя один на другого, будто боксеры на ринге, а патрульная служба определяла виновника. Пять минут, десять... наконец автобус тронулся.
Прошло много времени, куда больше, чем обычно. Потом появилась стена, и тянулась до бесконечности. Наконец невысокий кирпичный ряд закончился островерхой воротной башенкой.
Половина восьмого.
Остановка была засыпана снегом. Белые бугорки возвышались над урной, над крышей, над кирпичной стеной. Женщина в расстегнутой дубленке лепила что-то из снега, а тот рассыпался в руках. Шапки на ней не было, и темные волосы тоже были обсыпаны снегом. Девочка в белой меховой шубке, в капюшоне пыталась его стряхнуть и смеялась. Они никуда не торопились.
Автобус набрал скорость - Арсений облегченно вздохнул, отодвинулся от окна.
Все в порядке.