Спишь ли, Мио, мой Мио? Пора заходить на взлет,
джинн готов, облетает бессонным дозором город.
Над усталыми крышами птица-Горюн поет.
Алым облаком край горизонта неровно вспорот.
А за морем отнюдь не райская кутерьма;
ждут героя, а кто он таков - не гласит поверье.
Слуги рыцаря Като входят во все дома,
побережье усыпал пепел - и птичьи перья.
Ждут живые и мертвые: небо прорежет горн,
и герой снизойдет наконец, по лучу шагая...
Трубкозубые Катлы на улицы льют огонь,
не стесняясь того, что сказка у них другая.
...Не свернуться калачиком с мишкою у груди,
с головой замотавшись в толстое одеяло...
Выходи, в поле воин, неважно, что ты один;
где-то в свете костров раскинулась Нангияла.
Боевые знамена до боли в глазах рябят,
и рыдает Горюн, чей-то скорый конец предвидя.
Может, запросто кто-то справится без тебя?
Только вдруг, на тебя понадеявшись, он не выйдет?
От героя не ждут сомнений и середин.
И, пускай для отваги и ловкости нет настоя,
если верят в тебя, то ты уже не один.
И в руке знак отличья - яблоко золотое.
Все отрезки конечны, и где-то конец войне,
ты идешь по дороге, уходишь все дальше, выше...
А в Долине Терновника сказки звучат вольней,
и веселые песни льются в Долине Вишен.
Не записано имя в строку словарей и вед,
хмуро смотрят драконьи головы с пьедестала...
Открываешь окно, а за ним - в отдаленье - свет:
Нангияла? А может быть, утро уже настало?